Счастливый адрес Куприна
Умножаем литературный талант на водку, получаем русский литературный талант. Это не догма, но, увы, правило для некоторых отечественных писателей. Про одного из наших классиков говорили: «Если истина в вине, сколько истин в Куприне?» «Водочка откупорена, плещется в графине. Не позвать ли Куприна по этой причине?»
Околоточный в Днепре
В свой первый приезд в Петербург двадцатидвухлетний Куприн остановился в том же доме, где был арестован Желябов. Из окон гостиницы наблюдал коней Клодта, которые по его словам всегда блестящие, точно обтянуты мокрой клеенкой.
Он сдал экзамены в Академию главного штаба, но из Киева, где до этого служил, пришло уведомление: подпоручику 46-го Днепровского пехотного полка запрещено поступать в высшее учебное заведение за оскорбление полицейских чинов. Действительно, некогда он искупал в Днепре околоточного, скинув того в воду. Инцидент аукнулся уже в столице, которую пришлось покинуть с несколькими копейками в кармане, продав револьвер, чтобы расплатиться с хозяйкой за убогое жилье.
Счастливый адрес
Следующий заход в город на Неве Александр Иванович уже предпринял вместе с Буниным в середине ноября 1901 г. Он поселился недалеко от вокзала на Пушкинской, 20 в гостинице “Пале Рояль”, облюбованной писателями и артистами. Бунин же познакомил своего приятеля с издательницей журнала “Мир божий” Давыдовой и ее дочерью Мусей, про которую наплел, что она уцелевший ребенок народоволки Геси Гельфман. Та действительно была приемным ребенком, но к террористке не имела никакого отношения.
Куприн влюбился, съехал с гостиницы и поселился ближе к дому Давыдовых. В письме Чехову от 29 декабря он сообщает: “Мой адрес: Невский проспект, д. No 67, кв. 5”. Тогда это был типичный доходный дом с двумя эркерами, который стал счастливым петербургским адресом начинающего писателя.
24 декабря в сочельник он сделал Мусе предложение, 31 декабря уже был объявлен женихом. Параллельно Чехов сообщил, что повесть “В цирке” очень понравилась Толстому, от чего Куприн чуть не плясал от радости. В феврале 1902 г. после свадьбы Куприн съехал с квартиры на Невском и поселился вместе с женой на углу Преображенской и Саперного.
А дом по адресу Невский, 67 затем неоднократно перестраивался. Кинотеатр «Художественный», ныне здесь располагающийся, некогда назывался «Сатурном», а в аркадах размещался магазин “Скороход”.
Куприн Чехову
В том же письме Чехову, в котором писатель сообщает свой адрес, Куприн писал: “У нас в Петербурге теперь две горячие новости. Первая та, что на Невском около Филиппова офицер Миллер зарубил саблей студента Медико-хирургической академии Петрова, а другая — образование Религиозного общества под председательством преосвященного Сергия, с благословения обер-прокурора св. Синода и митрополита и при непременном участии Мережковского, Розанова, В. С. Миролюбова и еще каких-то двух лиц”.
И о булочной Филиппова и о Религиозно-философском обществе мы писали.
Зеленые волосы
В Петербурге Куприн познакомился со многими коллегами по литературному цеху, включая Корнея Чуковского, который оставил о нем весьма красочные строки. Например, он писал про смотрителя одесской тюрьмы, которого Александру Ивановичу показали когда-то на юге. Если верить воспоминаниям, это был черносотенец и погромщик.
Куприн постоянно ходил по кабакам и трактирам, где выпивал на брудершафт с завсегдатаями подобных заведений: от сапожников до карманников, от мастеровых до налетчиков. И вот в декабре 1905 года в одном из подобных заведений под названием «Капернаум», что располагалось неподалеку от угла Невского и Владимирского, Куприн повстречал этого бывшего смотрителя. Тот спьяну поведал, что приехал жениться, но его смущает седина. Куприн предложил собутыльнику чудотворное «голландское» средство для окраски волос. Затем повел его в «Пале Рояль», где некогда останавливался и сам. Дадим слово Чуковскому:
«Александр Иванович поставил на стол небольшую жестянку и вскрыл ее перочинным ножом. В жестянке оказалась пахучая жирная зеленая краска.
— Ну, господи благослови! — сказал Куприн и, сунув в жестянку малярную кисть, мазнул ею по седой голове старичка.
Старичок ужаснулся:
— Зеленая!
— Ничего! Через час почернеет!
Капли краски так и застучали дождем по газетным листам, которыми старичок был прикрыт как салфетками, чтобы не испачкался его новый костюм. Вскоре его седая щетина стала зеленой, как весенний салат. Он выпил еще одну рюмку, хихикнул и блаженно уснул.
Спал он долго — часа два или три. К ночи он проснулся с мучительным воплем. Краска стала сохнуть. Кожа на его крохотном темени стягивалась все сильнее. Старичок заметался по комнате. Потом он подбежал к зеркалу и горько захныкал: голова осталась такой же зеленой.
— Ничего, ничего, потерпите! Еще десять-пятнадцать минут…
Я сбежал вниз к парикмахеру Ионе Адольфовичу (парикмахерская была тут же, при гостинице) и упросил его отправиться со мною в 121-й номер, чтобы спасти старичка. Но волосы несчастного склеились от масляной краски и стали жесткими, как железная проволока.
Иона взглянул на них и свистнул:
— Какая мне радость ломать себе бритву!
Он нисколько не удивился, что волосы старичка изумрудные. Он работал при этой гостинице несколько лет и хорошо знал привычки ее обитателей: гостиница была писательским подворьем.
Лишь после того как краска с головы была смыта при помощи керосина и ваты, можно было, и то с величайшим трудом, избавить старичка от зеленых волос.
— Эх, поторопились! — с упреком сказал Александр Иванович.- Потерпели бы десять минут, и были бы жгучий брюнет. Ведь эта краска специальная: голландская!
Старичок ничего не ответил. С ним случилась новая беда. Когда его голова стала голой, оказалось, что вся она в пятнах. Сколько ни терли ее керосином, пятна не хотели смываться.
— Ну что ж! — сказал Куприн.- Поздравляю! Настоящий глобус. Австралия! Новая Гвинея! Италия!
Старичок буркнул ему что-то сердитое, нахлобучил шляпчонку и убежал как ошпаренный.
— Сволочь! — выразительно сказал о нем Александр Иванович.- Полицейская гнида! И какого черта вы пожалели его! Он у меня так и остался бы навеки зелененький!»
Замечательный коньяк
Больше года автор этих строк проработал главным редактором журнала «Столицы и усадьбы». Это была попытка возрождения знаменитого журнала «Столица и усадьба», первого гламурного журнала России. Издавался он до революции беллетристом Владимиром Крымовым, и там, наряду с довольно обстоятельными исследованиями Николая Врангеля, посвященных русской усадьбе, или Николая Евреинова, посвященных театру, печатались фотографии великосветских барышень, репортажи со званых приемов. То есть Крымов ввел в обиход то, что принято называть светской хроникой.
Журнал пользовался спросом, некоторые номера даже приходилось допечатывать, что в наше время просто немыслимо, если говорить о прессе. Изначально, кстати, редакция располагалась в доме Зингера, указывалось, что «с Невского на подъемной машине в 3 этаж».
И вот характерная цитата из воспоминаний Крымова: «Мое знакомство с А. И. Куприным началось необычно. Было это, вероятно, в 1913 году, я сидел в своем рабочем кабинете на Невском, в Петербурге, когда, улыбаясь, вошел ко мне художник Троянский:
— Это ваш автомобиль стоит у подъезда? Я вам туда гостя посадил…
— Какого гостя, кого вы там посадили и зачем?
— Не беспокойтесь, он ничего не украдет, он там спит, — опять смеясь, ответил Троянский.
Зная его как шутника, я подумал, что это только комическая прибаутка, а в действительности он пришел просить аванс, но, когда через полчаса я садился в автомобиль, чтобы ехать к себе домой на Каменный остров, в автомобиле оказался спящий человек, а у автомобиля стоял Троянский и успокаивал меня:
— Это Куприн… пусть поспит, мы немножко с ним выпили… Возьмите его к себе, пока доедем, он очухается…
Троянский уселся с шофером и что-то ему рассказывал очень смешное, потому что шофер хохотал, и я, опасаясь катастрофы, стучал в стекло и просил не развлекать шофера. Когда приехали на Каменный остров и остановились у дверей дома, Троянский соскочил, отворил дверцу и громко сказал:
— Александр Иваныч, замечательный коньяк!
Действие этих слов было магическое — Куприн сразу проснулся; мы вошли в дом, пришлось подать коньяк еще до обеда».
Пить и писать
Куприн мог пригласить репортера в баню и дать ему интервью прямо в парилке, объясняя это тем, что у репортера были грязные волосы, и ему не мешало б помыться. Мог набить морду ветеринару за то, что тот занимает бильярдный стол весь день. А потом помирившись с ним же в бильярд и сыграть. Но алкоголь брал свое. На упреки жены он как-то ответил телеграммой: «Пи пю бу пи». То есть пил, пью, буду пить.
Подобная линия поведения не позволяла дописать «Поединок», ставший, кстати, одной из самых значительных его работ в литературе. И тогда супруга Мария Карловна Давыдова, выгнала мужа из квартиры на Разъезжей улице, и стала принимать его только в том случае, если он явится с очередной главой повести. «Куприн снял себе комнатку где-то на Казанской улице, возле собора, — пишет об этом Чуковский, — и стал писать роман с удесятеренной энергией. Закончив главу, он тотчас же спешил на Разъезжую и что есть силы дергал за ручку звонка. Мария Карловна открывала дверь, но не совсем, а чуть-чуть, на цепочку, он просовывал ей новую главу, а сам оставался на лестнице.
Проходило полчаса или больше, Мария Карловна внимательно прочитывала рукопись до самой последней строки и лишь тогда распахивала дверь».
Тем не менее под конец жизни в эмиграции Куприн окончательно спился. Советская власть ему категорически не нравилась, но умереть он желал на своей родине. И тогда пришлось пойти на сделку с совестью, вернуться в 1937-м в страну, которая теперь называлась СССР, и умереть там через год.
Чтобы закончить на мажорной ноте, загадка, которую Куприн загадал писательнице Лидии Арсеньевой. Телефонный номер Александра Ивановича звучал следующим образом: по бокам два старика, а в середине 18-летняя девушка. Ответ 0 18 0.