Проблема современной России заключается в том, что нет четкой идеологемы, куда бы вписывались основные ценности нашего государства. Кто мы. С кем мы. Куда идем, куда придем. Кто наш друг, кто наш враг? На кого равняться.
В чем наша национальная идея в конце концов? И как это все выразить одним коротким слоганом.
В 19 в. Российская империя жила согласно четкому императиву, который выражался в трех словах: самодержавие, православие, народность. Автором принято считать министра просвещения Сергея Семеновича Уварова. И отражение данной концепции можно было найти в различных культурных явлениях.
В музыке — это опера Глинки “Жизнь за царя”. В живописи — картина Маковского “Воззвание Минина к нижегородцам”. В архитектуре — церковное зодчество Константина Тона, апофеозом которого стал Храм Христа Спасителя.
Безусловно, для купеческого сословия столичный архитектор был не просто крут, он являлся настоящий топовой звездой Николая I, и храм по его проекту наводил бы прямой мост между Петербургом и Нижним Новгородом. Радовалась и консервативно настроенная часть дворянства. Но у прогрессивной общественности культовые постройки Константина Сергеевича Тона восторгов не вызывали. В чем же дело?
1820-е года — кризис стиля классицизм. Проблема была не только практического характера, когда колонны с фронтонами сидели у всех в печенках. Нужно ли, следуя общепринятым канонам, оформлять баню или фабрику с портиком?
Была еще и проблема, лежавшая в эстетической плоскости. С рождением уваровской триады у власти появился запрос на четкое олицетворение теории официальной народности в повседневной жизни российских подданных.
Дискуссионные баталии не заставили себя ждать.
Переломным моментом в деле становления нового архитектурного стиля можно считать ноябрь 1830 года, когда президент Академии художеств Алексей Николаевич Оленин поручил малоизвестному на тот момент Константину Тону составить эскизный проект Екатерининской церкви, которую планировалось возвести в Петербурге у Старо-Калинкина моста на месте пришедшей в негодность деревянной.
Предыдущие проекты Михайлова и Мельникова не удовлетворили Николая I. Император жаждал чего-то созвучного его националистическим настроениям.
И Тон попал в тон царских ожиданий.
Екатерининская церковь была построена в 1837 году и стала провозвестницей так называемого русско-византийского стиля. Россия возвращалась к корням.
Классицизм, ассоциировавшийся не столько с Грецией и Римом, сколько с Францией и с ее государственными переворотами, уступил место нашему родному православному концепту.
«Изданный Тоном альбом проектов в 1841 году был официально предписан в качестве “высочайше одобренного” образца для архитекторов “при построении православных церквей”», – написал искусствовед Андрей Львович Пунин в своей книге «Архитектура Петербурга середины XIX века».
Это был набор шаблонов, по которым отныне рекомендовалось строить культовые здания по всей стране. Представьте себе радость зодчих на местах, когда их вынуждали не генерировать идеи собственные, а подчиняться творческому диктату из столицы.
Именного такого типа храм Вознесения Господня стоит в Нижнем Новгороде на Ильинке.
Если власть кого-то любит, то его однозначно не любят те, кто против власти.
А быть против власти негласная установка части российской интеллигенции вне зависимости от государственного строя, будь то империя, союз или нынешняя демократия.
Восторги Николая I талантами Тона сыграли злую шутку с произведениями зодчего.
«Все новые церкви дышали натяжкой, лицемерием, анахронизмом, как пятиглавые судки с луковицами вместо пробок на индо-византийский манер». Это Герцен. Издателя «Колокола» возмущал обязательный русско-визайнтийский стиль, который он нарек «тоталитарным». Довольно однобокую оценку дал архитектору известный критик Владимир Стасов, главный пиарщик и медийный адвокат передвижников, автор бренда «Могучая кучка», и соответственно, ненавистник модернизма и декадентства.
«Тон был делец самый ординарный, таланта не имел никакого». Вы меня простите, но два вокзала в Петербурге и Москве и Большой Кремлевский дворец — это показатель отсутствия таланта?
Тем не менее к концу XIX века оппозиционно настроенная интеллигенция стиль тоновских церквей принять не могла никак. На храм Христа Спасителя обрушился шквал критики – Сталин ее потом удачно использовал при мотивации сноса одного из главных сооружений николаевского лейб-архитектора.
В Петербурге из пяти церквей, построенных Тоном, сохранилась лишь одна, но и та перестроена до неузнаваемости.
Как остроумно подметили авторы книги «Петербург немецких архитекторов: от барокко до авангарда» «по злой иронии судьбы эта борьба с национальным наследием направлялась из Большого Кремлевского дворца, также созданного Тоном».
Константин Тон творил на стыке двух архитектурных течений. Искусствовед Владимир Лисовский писал: «Творческое наследие Константина Тона противоречиво, но очень характерно для своего времени – пограничного между двумя архитектурными эпохами – классицизмом и эклектикой».
Как это бывало в истории отечественной культуры, творец с нерусскими корнями (Тон родился в семье обрусевшего немца, хотя в семье ходила легенда и об испанских предках), оставил свой след в нашей архитектуре зданиями «национального характера».
На базе наследия прошлого Тон фактический изобрел патриотичный стиль, который был приемлем как для простого крестьянина, так и для высокопоставленного вельможи.
Что мы сможем узнать в другом нашем выпуске, посвященном Нижегородской художественно-промышленной выставке 1896 г., где идеи, заложенные Тоном, были переосмыслены и переработаны.
