Дворы и клячи
Несколько домов, завершающих четную сторону Невского у площади Восстания, таят в себе неожиданное открытие для туриста — проходные дворы. Это альфа и омега Петербурга, место, где город смотрит на вас глазами Достоевского.
Через проходную
К сожалению для пешеходов и к счастью для собственников жилья большинство сквозных проходов ныне перегорожены воротами и калитками. Лет 15 назад можно было пройти половину Петроградской стороны через подворотни, гулять дворами с Литейного сразу на Фонтанку, с Фонтанки сразу на Владимирский. Подобные маршруты демонстрируют маргинальную сторону мегаполиса.
Дом “Страхового общества Россия” на Моховой, засветившийся в фильме “Собачье сердце”, предстает с парадной стороны ренессансной фантазией Леонтия Бенуа. Но стоит обойти его с тыла, и перед вами возникнут потрескавшиеся стены без единого украшательства, помойка с выброшенными продавленными матрасами, обосанные углы и надписи “Не курить под окнами”.
Дворы на Невском, может, не такие трэшовые, как в других местах Петербурга, но дух города передают точно. Портрет Цоя на трансформаторной будке, откровения на кирпичных стенах à la “Дыханье задержи, сердце изнутри ломает ребра”, ажурные балконные решетки, графитти и следы заезжих спартаковских болельщиков, пометивших фасады. Сверните в подворотню дома №112, пройдите насквозь, поверните налево и вернитесь на Невский уже другим путем, выйдя через арку дома №110, возле которого мы начали тему архаичного транспорта. Поскольку на площади Восстания, тогда Знаменской, было кольцо линии конно-железной дороги, то следует сказать об этом пару слов.
По рельсам и булыжникам
Две готовые издохнуть клячи тащат вагон по рельсам. Это конка. Подползая к мосту, им пристегивают еще парочку. Бывало так, что конка не могла заехать вверх, тогда пассажиров просили выйти и подтолкнуть.
Стоимость проезда легко выяснить, прочитав рассказ Чехова “Идеальный экзамен”: “Нутро стоит пять копеек, верхотура три”. Верхотура называлась империалом. Там не рекомендовалось ездить женщинами, поскольку в процессе подъема по лестнице представители мужского пола могли заглянуть им под юбку. Точнее сказать под юбки, поскольку их всегда было несколько. Солдатам же наоборот было разрешено ездить только на втором этаже.
Скорость у этого вида транспорта была феноменальная. “Конка, конка, обгони цыпленка”, — шутили горожане. «Скорость равна отрицательной величине, изредка нулю и по большим праздникам двум вершкам в час». Это уже Чехов. Но всяко не пешком. И учитывая то, что конка стоила гораздо дешевле извозчиков, она пользовалась спросом у мелких чиновников, служащих, рабочих и прислуги.
Дмитрий Засосов и Владимир Пызин в книге “Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX–XX веков; записки очевидцев” пишут: “Рельсы были без желобков для реборд колес. Междупутье было замощено булыжником вровень с головкой рельса, и реборды колес часто катились прямо по булыжникам, весь вагон содрогался и дребезжал всеми своими расхлябанными частями. Разговаривать внутри вагона было совершенно невозможно от этого ужасного грохотанья”.
Реборда — это выступ по краю колеса. Подобные случаи подтверждает и Чехов в вышеуказанном фельетоне: «За схождение вагона с рельсов пассажир ничего не платит».
ПДД не для нас
Если посмотреть дореволюционные фотографии или же кинохронику, то возникнет ощущение какого-то хаоса. Правила дорожного движения отсутствовали как таковые. Пешеходы свободно передвигались по проезжей части. Это приводило зачастую к печальным последствиям. Так, например, Николай Костомаров попадал в аварии дважды. Осенью 1881 года на Васильевском острове его сбил ломовой извозчик, когда историк пытался перейти улицу. А 25 января 1884 года он попал под колеса экипажа прямо в арке Главного штаба. Тут, безусловно, сыграло свою роль то обстоятельство, что Николай Иванович посадил свое зрение на излете жизни, но это не отменяет факта элементарной невнимательности на дорогах.
Сложно приходилось после окончания спектаклей, балов, любых массовых представлений. Например, во время концертного сезона 1903/04 г. одной из главных площадок для выступлений было здание Дворянского собрания, ныне большой зал Филармонии. И вот что творилось при разъезде экипажей по словам Осипа Мандельштама: «Гарцующие конные жандармы, внося в атмосферу площади дух гражданского беспокойства, цокали, покрикивали, цепью охраняя главное крыльцо. Проскальзывали на блестящий круг и строились во внушительный черный табор рессорные кареты с тусклыми фонарями. Извозчики не смели подавать к самому дому — им платили на ходу, — и они улепетывали, спасаясь от гнева околоточных».
В этой связи остро вставал вопрос регулировщиков. Сначала это были городовые или даже околоточные в белых перчатках. И только перед самой войной появились городовые с жезлами на самых оживленных перекрестках города.
