Двойник Вяземского
Епископ Порфирий Успенский оставил у себя в дневнике следующую запись: «Когда я был еще архимандритом, меня в Александровской лавре посетил князь Петр Андреевич Вяземский и, между прочим, рассказал мне следующий необычный случай с ним».
В веру из неверия
О каком случае идет речь? Вот слова самого Вяземского: «Я в молодости своей не верил ни в Бога, ни в бытие души, ни в загробную жизнь и даже частенько насмехался над религией и над служителями ее. А теперь я верю и молюсь. Такой переворот к лучшему совершился во мне по следующему случаю. Однажды я ночью возвращался в свою квартиру на Невском проспекте, у Аничкова моста, и увидел яркий свет в окнах своего кабинета. Не зная, отчего он тут, вхожу в дом и спрашиваю своего слугу: «Кто в моем кабинете?» Слуга сказал мне: «Там нет никого», – и подал мне ключ от этой комнаты. Я отпер кабинет, вошел туда и увидел, что в глубине этой комнаты сидит задом ко мне какой-то человек и что-то пишет. Я подошел к нему и, из-за плеча его прочитав написанное, громко вскрикнул, схватился за грудь свою и упал без чувств; когда же очнулся, уже не увидел писавшего, а написанное им взял, скрыл и до сей поры таю, а перед смертью прикажу положить со мною в гроб и могилу эту тайну мою. Кажется, я видел себя самого пишущего. После этого видения я сделался верующим».
Мистика или проза жизни?
Событие, описанное Петром Вяземским, и пересказанное Порфирием Успенским, случилось с в доме №60 по Невскому проспекту. Это было еще до перестройки его архитектором Винтергальтером. Ранее Вяземский писал:
Бог голодных, бог холодных,
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений недоходных,
Вот он, вот он русский бог.
В этом четверостишии мы видим осуждение крепостнической России. Но через бога. Вяземский, как и многие его сверстники, впитал атеистические идеи французских философов эпохи просвещения. Антиклерикализм был модой. Эпизод с двойником положил моде конец. Для Вяземского. Это таинственное приключение служит некой доказательной базой для тех, кто пытается преподнести наш город как мистический.
Никогда не знаешь, чему здесь верить, чему нет. Дело происходило ночью, можно предположить, что наш герой возвращался с какой-нибудь пирушки и все это ему привиделось спьяну. Но, согласитесь, подобная версия слишком прозаична. Никакой тайны. Никакой романтики.
Кино и Набоков
В 1913 году во дворе дома по проекту Василия Шауба было построено специальное здание, где открылся синематограф «Пикадилли». О том, что из себя представляли кинотеатры в то время, мы можем судить из одиннадцатой главы книги воспоминаний «Другие берега» Владимира Набокова, в которой он описывает похождения с некой Тамарой:
«Под вечер мы часто скрывались в последний ряд одного из кинематографов на Невском,»Пикадилли» или «Паризиана». Фильмовая техника несомненно шла вперед. Уже тогда, в 1915-ом году, были попытки усовершенствовать иллюзию внесением красок и звуков: морские волны, окрашенные в нездоровый синий цвет, бежали и разбивались об ультрамариновую скалу, в которой я со странным чувством узнавал Rocher de la Vierge (Скалу Пресвятой Девы), Биарриц, прибой моего международного детства, и пока как белье полоскалось это море в синьке,специальная машина занималась звукоподражанием, издавая шипенье, которое почему-то никогда не могло остановиться одновременно с морской картиной, а всегда продолжалось еще две-три секунды, когда уже мигала следующая: бодренькие похороны под дождем в Париже или хилые оборванные военнопленные с подчеркнуто нарядными нашими молодцами, захватившими их.
Довольно часто почему-то названием боевика служила целая цитата, вроде «Отцвели уж давно хризантемы в саду» или «И сердцем как куклой играя, он сердце как куклу разбил», или еще «Не подходите к ней с вопросами» (причем начиналось с того, что двое слишком любознательных интеллигентов с накладными бородками вдруг вскакивали со скамьи на бульваре, имени Достоевского скорее чем Блока, и, жестикулируя, теснили какую-то испуганную даму, подходя к ней, значит, с вопросами)».
После революции, которая выкинула Набокова из родной страны, кинотеатр, конечно же, не мог носить имя буржуазной улицы. Его переименовали в «Аврору», с тех пор он и существует под этим названием.
