Один из самых неудачных культурных брендов — могучая кучка.

Не знаю, как вы, у нас в классе все хихикали.

Понятно, дети, первая ассоциация скатологического характера.

Но дело не только в этом, посыл крайне размыт из-за встроенного в словесную конструкцию оксюморона.

Вообще авторство принадлежит критику Владимиру Стасову, как бы мы сейчас сказали, одному из лидеров мнений второй половины 19 века в России.

13 мая 1867 г. в «С.-Петербургских ведомостях» вышла его статья, посвященная важному событию, случившемуся в здании Городской думы. «Сегодняшний славянский концерт г. Балакирева был, можно сказать, продолжением вчерашнего славянского обеда». И далее «Сколько поэзии, чувства, таланта и умения есть у маленькой, но уже могучей кучки русских музыкантов». Отсюда и повелось.

Изначально группу, состоявшую из Мусоргского, Римского-Корсакова, Кюи, Бородина и Балакирева называли по имени последнего — Балакиревским кружком.

Потому что именно он объединил их вокруг себя.

В этом была его сила, и в этом же крылась его слабость.

Он был гениальным вдохновителем, организатором, но очень не гибким стратегом и проигрывал своим коллегам на почве композиторства.

Набор мемориальных досок на здании бывшего нижегородского Александровского дворянского института впечатляет.

Тут вам и отец Ленина, который преподавал не только здесь. Тут и Герман Лопатин, революционер-эстет, отсидевший 18 лет в каторжной тюрьме. Кстати, В шлиссельбургской крепости его соседкой была народоволка Вера Фигнер, чьим именем в советское время была названа Варварская улица. Петр Нилович Черкасов, морской офицер, погибший в неравном бою в Рижском заливе в 1915 г, командуя канонерской лодкой “Сивуч”, ее потом назвали “Балтийским Варягом”. Но мы сфокусируем внимание на доске в память об учившимся здесь Балакиреве.

Милий Алексеевич Балакирев родился в Нижнем, здесь сохранился дом, в котором он провел свои детские годы. Игре на фортепиано его научила мать, потом был мастер-класс у известного московского пианиста.

Он рос очень религиозным мальчиком, собирал иконки, за что был прозван маленьким архиереем.

Но, мать он потерял еще будучи ребенком, а вместе с ней потерял и веру в бога.

Окончив вышеописанный Александровский институт, поступил на математический факультет в Казани.

Вообще, надо сказать, что все члены “Могучей кучки” с профессиональной точки зрения не были музыкантам: Мусоргский — лейб-гвардеец, Бородин — химик, Римский-Корсаков — морской офицер, Кюи — инженер-фортификатор, Балакирев — несостоявшийся математик. В Петербург его увез нижегородский энтузиаст и музыкальный критик Александр Улыбышев, где познакомил с Глинкой.

Сначала Михаил Иванович увидел перед собою неотесанного юношу.

Но стоило тому сесть за рояль, как впечатление изменилось на диаметрально-противоположное.

Уезжая из страны, композитор просил собственную сестру доверить музыкальное воспитание любимой племянницы Оленьки только Балакиреву.

В столице кипучая деятельность нашего героя привела к множеству полезных контактов, главным из которых явилось, конечно же знакомство с Владимиром Стасовым.

Они сошлись настолько близко, что Милий писал ему: «Мне хочется Вас видеть, как беременные женщины хотят незрелых яблок».

Балакирев стал одной из центральных фигур музыкального Петербурга 1860-70 гг.

Он кружил головы представительницам слабого пола, при этом настолько отдавался музыке, что Надежда Пургольд называла его женоненавистником. В дальнейшем она стала женой Римского-Корсакова, а ведь мечтала выйти замуж за милого Милия.

Балакирев основал бесплатную музыкальную школу.

Два года руководил концертами РМО — Русского музыкального общества.

Но в какой-то момент диктаторские полномочия, которыми он сам себя наградил, сыграли с ним злую шутку.

И когда его отстранили от руководства симфоническими собраниями РМО, он совершил то, что сейчас принято называть английским термином дауншифт:

Стал продавцом в магазинной конторе Варшавской железной дороги.

Из ярого атеиста сделался глубоко верующим человеком, свел знакомство с обер-прокурором Святейшего синода Победоносцевым и готовился уйти в монастырь.

Да еще, предваряя порыв Толстого, перестал есть мясо.

В этот депрессивный период его случайно встретил Стасов и описал Балакирева как какой-то гроб.

Позже Милий Алексеевич вернулся на музыкальное поприще и был назначен директором придворной певческой капеллы. Именно при нем здание было перестроено по проекту Леонтия Бенуа и приняло тот французский неоренесансный вид, который имеет и поныне.

Однако поезд ушел, в моде уже были другие веяния.

А Балакирев застрял в своих музыкальных воззрениях на уровне шестидесятых годов.

Он уже не пользовался былым авторитетом, особенно среди молодых композиторов.

В марте 1909 пришлось отменить концерт, во время которого должны были исполняться его произведения.

Не было продано ни одного билета.

Балакирев вел почти затворнический образ жизни, отказался ехать в Париже на 100 летие любого Берлиоза, с которым когда-то дирижировал на концертах. Он боялся, что в столице Франции не получит еды, к которой привык, самое главное рыбы, не битой в голову. Другой он не ел.

Милий Балакирев умер в 1908 г.

Из членов “Могучей кучки” в живых на тот момент оставался только Цезарь Кюи, который уже полностью отдалился от взглядов своего наставника.

Но музыка, рожденная композиторами, выпестованными Балакиревым, равно как и его собственная, была жива, и будет жить вечно.