Журналистская совесть
«В понедельник, 2 (15) апреля 1918 года, в помещении школы, в доме 83 на Невском проспекте, выходящем на Знаменскую площадь (ныне площадь Восстания), в квартире 13, при большом числе слушателей Куприн прочел свою лекцию».
Съехавшие номера
Что за школа, и почему мы помещаем информацию о доме №83 в разделе о доме №81? Дело в том, что приведенная выше цитата взята из классического советского путеводителя «Куприн в Петербурге-Ленинграде» за авторством старшего научного сотрудника Института русской литературы Российской академии наук Натальи Николаевны Фоняковой. Автор этих строк настоятельно рекомендует всю серию «Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге-Петрограде-Ленинграде». Но в вышедшей в 2004 г. и переизданной в 2013 г. книге «Невский проспект» (Кириков Б.М., Кирикова Л.А., Петрова О.В. — Москва — Санкт-Петербург, ЦЕНТРПОЛИГРАФ, МиМ-Дельта) утверждается, что вышеописанная лекция имела место быть в доме №81.
Подобные метаморфозы — не редкость. Это связано с чехардой нумерации. Если мы посмотрим на справочный план Санкт-Петербурга 1884 года Мусницкого или на план Тяпина, контора которого, кстати, располагалась на Невском, 14, то увидим, что по нечетной стороне перед Знаменской проспект заканчивается домом №79, на другой стороне площади следует дом №81. Но уже на карте 1904 г. ситуация тождественна современной, последний дом по нечетной стороне перед площадью — №83. Произошел сдвиг нумерации, который хорошо виден, скажем, на примере Гостиного двора — он был №33, а стал №35.
Таким образом получается, что место действия нужно бы отнести в следующий дом, но, учитывая маститую редколлегию указанного путеводителя, мы, в качестве уважения к ним, поместим его в №81. Однако, о каком действии идет речь?
Журфак. Начало
В феврале 1918 г. в Петрограде открылась первая Всероссийская школа журнализма. Дело в том, что до революции само понятие журналистики было довольно размытым. Вряд ли мы отнесем к этому ремеслу Пушкина или Салтыкова-Щедрина: появление в бумажной периодике еще не признак принадлежности к оному. С другой стороны в XIX в. были в ходу термины обозреватель, репортер, рецензент, публицист, критик и пр., что все вкупе составляло функционал современных акул пера. Но писать для СМИ нигде не учили, ни о каком профессиональном образовании в данной области и речи быть не могло, особенно учитывая под каким пристальным вниманием цензуры находилась печать.
В рамках общей тенденции массированного коммунистического пиара, ярким проявлением которого стал, например, Ленинский план монументальной пропаганды, была задумана и обозначенная школа, поскольку кто-то ведь должен продвигать новые идеи в массы.
Курс был рассчитан на 3 месяца и включал в себя 200 лекций. Интересен состав преподавателей. Вот, скажем, фельетонист и театральный критик Власий Дорошевич, главред сытинской газеты «Русское слово», тираж которой оставлял позади всех конкурентов. Прекрасно дополнял картину литературовед Семен Венгеров, являвшийся профессором Бестужевских курсов и уже фигурировашвего в нашем путеводителе Психоневрологического института. Уровень лекторов понятен, но не хватало топовых звезд. Таковыми стали два Александра — Блок и Куприн.
Смелость и отвага
Куприн читал третью по счету лекцию, которая была посвящена репортерской деятельности. Это была родная стихия писателя. Среди прочего он произнес: «У репортера должна быть безумная отвага, смелость, широта взгляда, изумительная память и находчивость». Забавно, но примерно в таком же ключе наставлял специалистов по наружному наблюдению начальник Петербургского охранного отделения полковник Герасимов.
Для Куприна не существовало границы между добротным репортажем и художественной литературой, причем в качестве доказательства этого тезиса он приводил в пример материалы Тургенева, Достоевского и Киплинга. Публика живо откликалась на слова оратора и наградила его в конце бурными аплодисментами. В негласном резюме Куприна появилась еще одна строчка: преподаватель журналистики.
Конец
В рамках всего написанного полезно ознакомиться с дальнейшей судьбой Куприна. В статье «У могилы» на смерть Володарского, по приказам которого закрывали все неугодные власти газеты, есть следующие строки: «Большевизм в обнаженной основе своей представляет бескорыстное, чистое, великое и неизбежное для человечества учение». Однако уже вскоре Куприна засадили в здание Революционного трибунала, которое тогда размещалось во дворце Николая Николаевича младшего, за статью в оппозиционной газете «Молва» про великого князя Михаила Александровича.
Это был первый звонок, но его вполне хватило, чтобы спустя год бывший лектор Всероссийской школы журнализма сбежал от «бескорыстного и чистого» с армией Юденича в качестве опять-таки медийного спеца — редактора газеты «Приневский край», управлял которой Петр Краснов. Тот самый генерал, который в начале ВОВ отметился характерным воззванием: «Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру!»
Куприн провел в Европе без малого 20 лет, и когда стало понятно, что эмигрантская жизнь спущена в унитаз, попросился обратно домой. В 1937 его с радостью приняли. А в 1938 году он скончался от рака. Болезнь была тяжелой, но, думается, осознание того, что он умирает на родине, придало ему сил и всего, что так необходимо репортеру: смелости и отваги.
