Главное фотоателье

Купили зеркальный фотоаппарат, стали фотографом. Да и этого не нужно. Камера и в мобильном телефоне имеется, а в интернете есть Instagram, вот вы и гений.

Карл Булла и сыновья

Как эти люди сто лет назад управлялись со своими треногами, пластинами «Автохром» и пленками? Фотоаппарат был размером с системный блок и весил столько же. Рынок вспухал как на дрожжах, предлагая клиенту массу вариантов. Но были мастера вне конкуренции. К таким относился Карл Булла.

Если внимательно посмотреть на крышу дома №54, то можно увидеть теплицы. Но это не теплицы. Это студии, где когда-то Карл Булла со своими сыновьями фотографировал всех желающих.

Шаляпин сидит за роялем. А вот Шаляпин сидит за роялем, в то время как рядом стоит писатель Куприн. Вот Григорий Распутин с князем Путятиным и полковником Ломаном. Есть версия, что это коллаж, но для коллажа все равно нужны исходные материалы. Вот Лев Толстой, как будто рекламный постер к его собранию сочинений, только надписи не хватает. Вот спуск на воду эскадренного броненосца «Победа». Вот офицер выгуливает дамочек в своем экипаже на Дворцовой набережной. Вот трамвай едет по льду, а вот по Невскому проспекту. И все это снимки Карла Буллы.

Отец репортажа

Как же ему удалось добиться такого успеха? Все как обычно: талант, трудолюбие и коммерческое чутье.

Основным заработком для фотографа в то время был портрет. Открываешь фотоателье и вперед. Дело прибыльное. Выходить фотографировать на улицу, да вы с ума сошли? Кому потом нужны эти снимки, кто их купит? К тому же законом подобные действия были запрещены.

Именно поэтому в 1886 году Карл Булла подал заявку на получение аккредитации, а тогда это называлось разрешением на производство «всякого рода фотографических работ вне дома». Аккредитация была получена. Так Булла заслужил титул отца отечественной репортажной съемки. Он делал снимки, неликвидные с точки зрения других фотографов. Однако на них нашелся спрос у газет.

Бизнес на открытках

А потом случилось вот что. Когда-то все письма запечатывались. Но появился новый почтовый формат – корреспондентская карточка, иначе говоря, открытое письмо, иначе говоря, открытка. Но печатать их могло только государство. И вот в 1894 году МВД наконец разрешает изготавливать бланки открытых писем частным лицам.

Но ведь на этих бланках должны быть какие-то изображения. А что может быть лучше вида города? А у кого виды города уже есть в очень большом количестве? Кто имеет официальное разрешение снимать на улице? Так пробил звездный час Карла Буллы. Он начал печатать открытки с фотографиями. Затем подоспело разрешение фотографировать высочайших особ, включая царя.

Собственная мастерская

На Невском, 54 Карл Булла открывает фотоцентр. На пятом этаже студии со стеклянным потолком, чтобы можно было снимать при дневном свете, на четвертом этаже мастерские. Но, лейтмотив нашего повествования, во время первой мировой войны немец Карл Булла почувствовал себя в Петербурге как не в своей тарелке. Он отошел от дел и уехал в Эстонию, где и умер своей смертью в 1924 году. А вот оба его сына погибли в годы сталинских чисток.

Оставшаяся коллекция снимков легла в основу петербургского городского фотоархива.

Кстати, последним архитектором, переделывавшим этот дом, был Павел Юльевич Сюзор, который, как вы уже знаете, был автором проекта дома Зингера. И это отнюдь не последнее его здание на Невском проспекте.

Роковая встреча

В середине XIX в. на этом месте находилась Демидовская гостиница. Осенью 1843 г. здесь остановилась впервые прибывшая в Россию певица Полина Виардо. “Мне его представили со словами: это — молодой русский помещик, славный охотник, интересный собеседник и плохой поэт”, — записала она у себя в дневнике. Плохим поэтом был Иван Тургенев. Ему недавно исполнилось 25, ей — 22. Встреча, определившая во многом всю дальнейшую судьбу русского классика, случилась в доме на Невском проспекте.

Александринский театр

Сейчас, когда разрослись деревья, и в центре садика стоит памятник Екатерине II, здание Александринского театра не очень хорошо видно с Невского. Но в середине XIX века оно чудесно просматривалось и воспринималось как часть проспекта.

Павильон не к месту

Изначально здесь в левом дальнем углу площади, если смотреть от Невского проспекта, находился павильон, где выступал знаменитый роговый оркестр Потемкина. Винченцо Бренна, учитель Карла Росси, перестроил его под Малый театр, в котором выступала итальянская труппа антрепренера Казасси.

Мало того что здание стояло не пришей кобыле хвост где-то сбоку, и выглядело как нагромождение архитектурных объемов. Так еще любой богач, абонировавший ложу на весь сезон, украшал ее согласно своим пожеланиям. Можете себе представить, как выглядел зрительный зал, где все ложи были оформлены по-разному. Немудрено, что здесь было решено построить нечто более подходящее столице Российской империи.

Повесить на стропилах

Если в Петербурге вы видите арку между зданиями, то наверняка гид вам расскажет историю про то, как злопыхатели пытались очернить архитектора. Мол арка обрушится. И тогда архитектор, если такое случиться, обещал повеситься его прямо там. Это некая городская легенда, но у нее есть первоисточник.

При постройке Александринского театра Карл Иванович Росси вздумал использовать металлические перекрытия. Пьер-Доминик Базен, возглавлявший комитет строений и гидравлических работ, усомнился в том, что такие балки выдержат нагрузку. Он вообще не питал любви к Росси. Тот отказался подписывать бумагу, согласно которой, если в здании случится пожар, то к ответственности привлекается архитектора. Учитывая то, что дома горели от искры, вылетевшей из печной трубы, от опрокинутой свечки и т.д., Росси можно понять. Он знал, что театр могут спалить невнимательные, а порой, нетрезвые осветители. Поэтому железные стропила были своего рода противопожарной мерой. Министру императорского двора князю Петру Волконскому было написано письмо.

«Сиятельный князь, милостивый государь!

Я имел честь получить предписание Вашего Сиятельства, от 2 сентября, с объявлением, что Государь Император, рассмотрев мнение генерала Базена и другие бумаги… относительно устройства металлических крыш на новостроящемся театре… соизволил все работы по сему устройству остановить впредь до повеления.

…донесу Вашему Сиятельству, что в случае, когда бы в упомянутом здании от устройства металлической крыши произошло какое-либо несчастие, то в пример для других пусть тотчас же меня повесят на одной из стропил…»

Письмо возымело действие. Правда все равно пришлось изготовить и протестировать модель театр в уменьшенном виде. Но идея была воплощена в жизнь.

Росси предсказатель

Ирония заключается в том, что именно Росси, уже будучи отстраненным от всех проектов, предсказал то, что в Большом тронном зале Эрмитажа, называемым еще Георгиевским, обрушатся перекрытия. Николай I, вложивший в восстановление Зимнего дворца после пожара огромные средства, был в ярости и выгнал зодчего. Ночью 9 августа 1841 года потолок рухнул, а, как сказано в отчете, «Парадные двери были выбиты напором воздуха».

Что сделал внук Николая I Александр III, когда железнодорожный чиновник Витте предсказал ему аварию в случае превышения скоростного режима, и эта авария случилась? Он вызвал его в Петербург и сделал министром. А вот его дед не хотел учиться на собственных ошибках и терпеть не мог, когда ему кто-то перечит.

В то время как ведущие архитекторы Огюст Монферран, Андрей Штакеншнейдер покорно исполняли царскую волю, Карл России позволял себе пререкания с монаршей особой.

Можно представить эту картину. Двухметровый Николай I и Росси метр с кепкой, пытающийся что-то доказать.

Площадь фланкируют Публичная библиотека, Аничков дворец и павильоны. Они серые. Значит, по мнению зодчего, театр должен быть такого же цвета. Обивка кресел голубая, а не пурпурная. На счет обивки Николай I уступил. Правда ее потом все равно сделали красной. А вот на счет цвета – только желтый. Император полагал, что таким образом столица делается более солнечной. Росси пришлось уступить. Но силы его уже были на исходе.