Кони на Невском

Этот дом связан с жизнью одного из самых выдающихся юристов России, который ради собственной бескомпромиссности отказался завести семью, чтобы быть независимым от внешних обстоятельств. Своей женой он называл юстицию. Речь идет про Анатолия Федоровича Кони, который снимал здесь квартиру с 1895 по 1907 гг.

Все зависит от сна

Неприятности с властями были еще у отца Кони Федора Алексеевича. Например, его вызывали в III отделение для объяснений за несколько экспромтов, среди которых был и такой:

Не жди, чтобы цвела страна,
Где плохо слушают рассудка
И где зависит все от сна
И от сварения желудка

Своего сына он воспитывал в уважении ко всем людям, включая тех, кто стоит ниже по социальной лестнице. Когда маленький Толя назвал слугу Фоку дураком, отец приказал встать перед ним на колени и просить прощения.

Интеллектуальные способности Анатолия Кони поражали многих. Когда он поступал на физико-математический факультет Санкт-петербургского университета, профессор Сомов буквально собирался отнести понравившегося ему студента на руках ректору со словами “Вас надо показать”. Но карьеру математика Кони не сделал. На изменение его судьбы повлиял Невский проспект.

Стезя юриста

В книжной лавке Попова, которая располагалась в нижнем этаже Пассажа юный Толя купил книгу “Русское гражданское право” Д. И. Мейера. Прочитав ее за ночь, студент решил сменить профиль и пойти по юридической стезе. И это была не единственная перемена — для учебы был выбран юрфак московского университета.

В столицу Кони вернулся только через 9 лет уже в чине титулярного советника. Он не пожелал делать профессорскую карьеру на кафедре, решив стать юристом-практиком, для чего поступил в военное министерство. Но ветер перемен не задержал его и там.

Эпоха преобразований Александра II вдохнула новые силы в молодых пассионариев, к которым принадлежал Кони.

17 апреля 1866 года в Петербурге должны были открыться судебные учреждения принципиально нового формата. Анатолий Федорович, не колеблясь, перешел в судебное ведомство, потеряв в жаловании почти вдвое. Ему хотелось стать “хотя бы малым винтиком в заманчивом механизме нового судебного устройства”. Продолжая данную аллегорию, можно сказать, что винтик в дальнейшем эволюционирует в один из главных механизмов всей судебной машины Российской империи, что повлечет за собой, например, преподавание великому князю Сергею Александровичу науки “тюрьмоведение”, как выразился сам учитель.

Молодой юрист водил одного из сыновей Александра II в Литовский замок (потом туда же он возил для ознакомления Достоевского), в пересыльную тюрьму в Демидовском переулке, в только что открытый Дом предварительного заключения на Шпалерной. За это он получил нарекания, что нервы великого князя надо было щадить и «не подвергать испытанию его молодую восприимчивость». Кони съязвил, что в этом случае «надо было обратиться в дирекцию императорских театров, которая поставила бы последний акт оперы “Фауст”. Там пребывание несчастной Гретхен в тюрьме имеет вокально-инструментальный характер и в конце концов, особливо после апофеоза, тяжелого впечатления оставлять не может». Затем уже в должности прокурора окружного суда читал лекции Николаю Николаевичу младшему, и они легли в основу курса, преподаваемого им в Императорском училище правоведения.

Роковой суд

Звездный час Кони настал во время процесса над Верой Засулич, стрелявшей 5 февраля 1878 года в губернатора Трепова. Как в обществе, так и у сильных мира сего была уверенность, что это любовная драма, месть за жениха, выпоротого по приказу Трепова. Все попытки Кони убедить министра юстиции Палена в том, что здесь может быть политический мотив, ни к чему не привели.

Два товарища прокурора отказались участвовать в процессе, не желая выставлять себя в невыгодном свете. В итоге обвинителем стал бесталанный К. И. Кессель, в то время как за право защищать террористку бились лучшие адвокаты, понимая, что на этом деле они могут сделать себе имя. Победителем в этой негласной гонке стал П. А. Александров, который уделал Кесселя во время своей речи. Государственный секретарь Е. А. Перетц записал, что “обвинитель действительно осрамился”. Засулич оправдали. Лев Толстой охарактеризовал дело не больше ни меньше как “предвозвестие революции”.

Во всей этой истории крайним стал Кони, поскольку являлся председателем суда. Рупор консервативных сил “Московские ведомости” в лице М. Н. Каткова окрестил его “красным нигилистом”. В эту же дуду свистел из Петербурга князь Мещерский, назвав Анатолия Федоровича “жрецом нигилистической демократии”. Окружение царя считало, что он не содействовал вынесению “правильного” приговора, хотя единственное, чему мог содействовать Кони — соблюдению всех процессуальных этапов во время суда. Что он и сделал.

Судьба и профессия

Жизнь посылала Кони испытания не только в виде резонансных судебных процессов. Его брат Евгений, служивший мировым судьей 3-го участка в Варшаве, растратил около 25 тысяч казенных денег, после чего, оставив молодую жену, скрылся. Газеты обсасывали данный инцидент во всех подробностях. Вследствие нервного потрясения у Анатолия Кони наступил временный паралич языка и верхней части тела.

Но удивительно, как он справлялся с превратностями судьбы. В 1900-м году он попал в железнодорожную катастрофу, порвал связки и сломал головку бедренной кости. После чего ему понадобилась для ходьбы палочка, а потом и две. Но он шутил: “У меня одна нога стала короче другой, — следовательно, теперь я буду со всеми на короткой ноге”.
Именно сюда, на Невский, 100, 11 февраля 1897 года, приходил к нему в гости Лев Николаевич Толстой, которого служанка сначала не хотела пускать, приняв за бобыля. Русский классик одевался как простой мужик.

После революции Кони остался в России. Когда столица переехала в Москву, а вместе с ней и весь парнокопытный “автопарк” правительства, Кони, которому было сложно добираться до университета, где он преподавал, горько шутил: “Кони в Петрограде, а лошади в Москве!”

Анатолий Федорович Кони умер 17 сентября 1927 г., оставив завещание, чтобы его похоронили скромно. Одними из последних его слов было: “Воспитание, воспитание — это главное”.

Из “Голгофы” в “Колизей”

Как из места, посвященному ключевому событию христианского мира, сделать развлекательный центр? В 1907 г. во дворе дома архитектор Л. Л. Фуфаевский возвел ротонду для панорамы «Голгофа». Диаметр купола, выполненного из дерева, достигал 32 метра. Но уже спустя три года выставку убрали, а здание приспособили под скейтинг-ринг. Еще спустя три года помещение переоборудовали в кинематограф с первым в городе круглым залом. Под названием “Колизей” он просуществовал здесь до 2012 г., пока его в очередной раз не трансформировали в концертно-театральную площадку.